Алина влетела в офис, жонглируя одновременно тремя телефонами.

– Нет, Бачинский и Стиллавин нам не подходят... Они популярны в Москве, но их никто не знает в регионах. Кто у вас еще есть? А, отлично! Сколько стоит? Нет, режем «косты» за счет эфирного времени! Сейчас, секунду...

– Алло! Да, Крис! У меня есть идеи по поводу билетов на вручение премии «Оскар» и на карнавал в Рио... Дистрибьюторы будут довольны! Слушай, извини, у меня рекламное агентство на городском...

– Слушаю... Почему вы еще не представили нам модели шелфтокеров для новой марки продукта? Быстро к нам в офис! Промо-кампания стартует через три недели, а мы еще не определились с цветовой гаммой основного бренда!

Я знала Алину уже несколько месяцев. Нас, специалистов из совершенно разных областей, собрал в этой огромной комнате, чем-то напоминающей зал в подводной лодке Фантомаса (помните, в старом французском фильме там трудились ученые, захваченные хитростью и силой?), огромный транснациональный гигант, который недавно решил свершить потребительскую революцию в России, амбициозно и агрессивно вторгнувшись на национальный рынок. Для этого были отобраны лучшие из лучших – бренд-менеджеры, аналитики, сейлзмены и рекламщики, которых тщательно просеяли сквозь сито собеседований, выстирали в машинке с функциями «корпоративная этика» и «приверженность компании», а потом хорошенько наэлектризовали атмосферу тем особым духом эмоционального оптимизма, профессиональной амбициозности, служебного рвения и полного душевного безразличия, которым так отличаются многие российские представительства западных компаний.

С первого момента, как я увидела ее, а потом каждый день по тысяче раз я буквально писала с нее портрет современной бизнес-леди классического образца – начиная от марок одежды и машины и заканчивая образом поведения, мысли и отношений с другими людьми. Она часто приходила на работу раньше меня, и, допивая утренний кофе, успевала подготовиться к встрече, назначенной на 10.00, а потом поприсутствовать на нескольких совещаниях параллельно; набросать презентацию за обедом; после шести часов вечера устроить телефонную конференцию с Нью-Йорком, а часов в девять уехать на встречи в ресторанах и клубах, которые были нашими клиентами и партнерами. В обеденный перерыв или в редкие свободные вечерние часы она встречалась со своим любимым человеком. Но в отпуск всегда ездила одна...

Не знаю, почему я обратила внимание именно на нее. Может быть, все дело в том, что по правилам современных HR-технологий мы все вместе сидели в офисе в одном большом открытом пространстве и, абсолютно безотносительно нашей принадлежности к какому-либо отделу или должности, были отделены друг от друга лишь невысокими перегородками. Поэтому я могла слышать и видеть все, что она говорит и делает. Так я, рядовой специалист коммерческого отдела, оказалось рядом с Алиной – руководителем отдела по рекламе и PR. Мы видели друг друга не меньше восьми часов каждый день, но несмотря на нашу небольшую разницу в возрасте и, как мне казалось, взаимную симпатию, все же не могли стать подругами, которыми мы бы, наверное, стали, встретившись, скажем, в салоне или фитнес-клубе. Между нами незримой стеной возвышалась не маленькая перегородка с приспущенными жалюзи, а культ иерархичного и жестко структурированного устройства компании, присутствовавшего в виде сброшюрованного буклета на каждом рабочем столе. Моя фамилия значилась на пятом уровне иерархии, а фамилия Алины – на третьем.

Мы никогда не говорили о личном. Даже когда обедали вместе или сбегали минут на пять выпить кофе, посидеть в тишине вдали от бесконечных звонков и напряженной атмосферы. Я, честно говоря, стеснялась говорить о своих простых ценностях и жизненных устремлениях человеку, категорично сыпавшему бизнес-лексикой в ответ на любой вопрос. Она, как мне кажется, считала меня слишком наивной и неискушенной. Но, поскольку мы никогда не были полностью искренни друг с другом, вряд ли кто-то из нас был прав до конца...

Однажды, болтая вот так ни о чем, Алина спросила, когда у меня день рождения. Я ответила, и оказалось, что я родилась в один и тот же день с ее любимым человеком. С того момента она стала общаться со мной более открыто и искренне, словно эта дата добавила мне массу хороших качеств в ее глазах. Приходя на работу, первым делом она теперь кивала мне и с улыбкой говорила «привет!».

Вот и сегодня, отвечая что-то на полуавтомате в телефонную трубку, она бросила сумку с ноутбуком на стол, с улыбкой кивнула мне поверх перегородки и дала отбой, на ходу расстегивая не по-офисному ярко-розовую спортивную кофту.

– Даже не верится, что ты можешь опоздать на работу. – Я оторвалась от бесконечного созерцания графиков и диаграмм, улыбаясь ей в ответ.

– А, сегодня с утра заехала в одно агентство забронировать домик под Суздалем... У меня ведь день рождения в субботу. Хочу пригласить побольше друзей... и своего любимого, а то мы что-то очень редко видимся...

А потом прибавила, вдруг засмеявшись:

– Знаешь, во сколько я вчера ушла? В начале первого ночи. Сочиняла пригласительные нашим именитым гостям... «Мы будем рады приветствовать вас в нашем специальном павильоне, целиком построенном из стекла на самом берегу Москва-реки, чтобы вместить на этот вечер всех наших дорогих партнеров, уважаемых членов государственных органов и правительства, популярных телеведущих, журналистов и зажигательных звезд эстрады!»...

– И что, кто-то уже согласился? – с сомнением спросила я.

– Да! – энергично отозвалась Алина. – Представляешь, Эрнст обещал нам одолжить голос Первого канала для «озвучки» наших видеороликов! «Голос на миллион долларов», как он его называет...

Мы готовились к грандиозному мероприятию, которое стало бы официальным объявлением о выходе нашей компании на российский рынок. После него о нас должны были заговорить все средства массовой информации не только как о главном игроке на рынке элитных товаров потребления, но и как о компании с более чем трехсотлетней историей, являющей миру пример социально ответственного бизнеса и партнерства. Это был мощный маркетинговый ход, который был призван с налетом роскоши и шика расставить акценты в торговой политике российских дистрибьюторов подобного класса товаров, подготовить почву для политических лобби и, в конечном счете, начать захват рынка поставкой небывалых объемов продукции и промо-кампаниями в торговых точках.

До официальных торжеств оставалось два дня...

Алина крутилась, как белка в колесе. По сути, вся наша мега-презентация с последующим шоу была только на ней. Она писала длинные и дипломатичные письма в государственные органы, терпеливо отвечала на все телефонные звонки секретарей и помощников руководителей крупных корпораций, которые никогда не слышали о нашей компании, а знали лишь основные бренды, ранее импортируемые посредниками. Она заказывала статьи в прессе у известных журналистов, согласовывала сценарии программ, в которых ненавязчиво должны были обсуждаться темы, касающиеся наших брендов. Она утверждала состав концертной программы и пыталась вместить его в бюджет путем личных переговоров с продюсерами и исполнителями...

Как раз посреди одного из таких разговоров у нее зазвонил мобильный.

– Привет, мой дорогой, – вежливо извинившись и «подвесив» какую-то «звезду» на проводе, с ласковой деловитостью сказала она. – У меня только минутка... Слушай, я забронировала коттеджик под Суздалем на выходные. Будем отмечать мой день рождения! Кто будет? Ну, Ольга и Володя, ты их знаешь, я вас тогда в кино знакомила... Стас, мой двоюродный брат, со своей девушкой... Еще, наверное, Алекс и Сонька с прошлой работы... Ты ведь сможешь приехать? – вдруг осторожно спросила она. В течение минуты она сосредоточенно молчала. – Не поняла... Подожди, какие дела? Ты что, хочешь сказать, что я там буду одна? В свой день рождения? – Едва доносившийся до меня голос из трубки что-то размеренно ответил. – Понятно, – сказала Алина и добавила, снова входя в деловой тон: – Ну давай. Пока.

У меня внутри все сжалось. Я замерла, словно пытаясь вслушаться в то, что происходило у нее внутри. Я сидела, почти не дыша и опустив голову, наверное, стараясь, чтобы она не очень возвышалась над перегородкой. Алина молчала секунд десять, потом вернулась к прерванному разговору и бесцветным голосом произнесла:

– Извините.

Я, не удержавшись, посмотрела на нее краем глаза. Ее взгляд был направлен в окно и ничего не выражал, он блуждал, словно пытаясь найти ответ... Внутри, как мне показалось, нарастала какая-то волна. В одно мгновение мне передалось это чувство. Я знала, что это было. Осознание конца.

Какое-то время я бесцельно смотрела в монитор. Мне очень хотелось что-то сказать, чтобы ободрить ее. Я переживала за нее так, словно это была моя подруга. Но в то же время я осознавала, что проявление каких-то чувств здесь и сейчас было совершенно неуместно. К сожалению или к счастью, но офисный мир современных компаний устроен так, что в нем нет ни времени, ни места искреннему счастью или бесконечному отчаянию. Каждая клеточка мозга подчинена постоянной гонке к тем целям, которые, в сущности, никому из сотрудников не близки. Но каждый из них готов на время сделать вид, что он рад достижению этих целей, все только ради того, чтобы его принимали за своего, не считали белой вороной среди стаи менеджеров разного звена, бесконечно аплодирующих пятипроцентному увеличению продаж в Дальневосточном регионе... И мало кто из них искренне верит в превосходство своего продукта над продуктами конкурентов, а ведь без этого любой бизнес по продвижению этого товара теряет всякий смысл... Поэтому большего успеха в таких компаниях достигают как раз те, кто не обременен размышлениям о смысле той или иной деятельности. Им приходится меньше всего преодолевать себя, приходя на работу, меньше всего заменять свой настоящий мир миром вымышленным.

Признаюсь, я не только сочувствовала Алине. Мне еще было очень любопытно, что же в ней победит в такой момент: женская сущность или ее деловая ипостась? Я мысленно оглянулась вокруг, пытаясь представить каждую девушку в нашем офисе на месте Алины. За редким исключением, все они были не замужем, даже те, кто уже перешагнул тридцатилетний рубеж. Я была далека от мысли, что причиной этому была только карьера, и все же заметила такую интересную вещь: в нашем офисе работали незамужние девушки и... многодетные мужчины, жены которых занимались дома воспитанием детей. И рассказы о смешных детских шалостях, первых шагах и первых словах чаще всего можно было услышать именно от мужчин. Именно мужчины аккуратно уходили домой в шесть часов вечера, потому что у малыша резались зубки и нужно было побыть с ним рядом. Именно мужчины угощали на день рождения не принесенными из супермаркета тортами и пирожными, а домашней выпечкой, заботливо приготовленной их женами. Именно они в графе «главные достижения» наших корпоративных опросников писали «свадьба» или «рождение сына».

***

Два дня пролетели незаметно. И вот мы уже подъезжаем к Пушкинской набережной, сияющей огнями и заполненной десятками празднично одетых мужчин и женщин, которые неторопливо прогуливаются в ожидании открытия вечера и торжественной речи только что прилетевшего из Лондона руководителя Департамента Восточно-Европейского региона. Павильон – огромный стеклянный куб, покрытый снаружи чем-то вроде тонкого темно-серебристого напыления, очень напоминает замок Кощея Бессмертного. Входя в железную, как кажется на первый взгляд, дверь, я невольно чувствую себя заложницей этого темного и блестящего пространства, внутри которого причудливой игрой света и лазерных прожекторов мерцают на стенах наши логотипы. Я стою в первом ряду у небольшого бассейна, по краям которого идет легкий дым. На самом дне сверкают подсвеченные буквы названия компании.

Дым и свет, сплетаясь, уносят сознание от правильной английской речи, от звука непрекращающихся аплодисментов, от мелькания вокруг узнаваемых лиц политиков, предпринимателей и журналистов. Все это продолжает оставаться фоном к умиротворяющему и призрачному ощущению спокойствия и смешения реальности и сна... Вдруг внезапно гаснет свет, и в полной тишине из темноты слышится тот самый «голос на миллион долларов», который когда-то рассказывал нам с экрана об истории Кольца Всевластия и жителей Средиземья, о борьбе сил Света и Тьмы, о мифах и истории, о великих победах и великих трагедиях. Сегодня он рассказывал нам об истории наших брендов, о тысячелетней традиции технологий изготовления продуктов, об истории основания компании, о путешествии идей и людей с континента на континент, о счастливых случайностях и гениальных озарениях тех менеджеров, благодаря которым компания в своей отрасли стала номером один в мире.

Это было феерично! На огромной плазменной панели мелькали кадры, по силе режиссерского мастерства не уступающие эпизодам лучших мировых фильмов. Все стояли словно завороженные, и, наверное, не одна я думала про себя о том, как это здорово – принадлежать компании с великой идеей, миссией и судьбой...

Когда гости стали расходиться, ко мне подошел мой начальник Андрей и, предложив подвезти меня, сразу озадачил очередным рабочим вопросом:

– Знаешь, у нас завтра с утра корпоративный «митинг» по поводу планов продаж на текущий год. Британское руководство хочет посмотреть те цели, которые мы поставили отделу продаж. Поскольку прогнозированием спроса у нас занималась... ммм... ты, то, мне кажется, было бы правильным попросить тебя подготовить и презентацию наши планов в разрезе месяцев, регионов и брендов... Ты не могла бы поехать сейчас в офис и сделать ее? А я уже завтра с утречка пораньше, часов в восемь, приеду и отредактирую, если надо. Что думаешь?

Было уже семь часов вечера, но после такого фантастического позитивного заряда, который нам дал этот праздник, было как-то неуместно сказать «нет» Андрею, сославшись на усталость и конец рабочего дня. Поэтому я согласилась.

Андрей довез меня прямо до дверей проходной бизнес-центра. Заметил на третьем этаже освещенные окна, он пошутил, что нас уже кто-то опередил и готовится к завтрашнему совещанию.

На площадке третьего этажа было темно и тихо. Казалось, офисный дух выветрился отсюда вместе с теми, кто создавал его днем своей торопливостью, надменностью, страхом или просто душевной пустотой. Я зашла в наш огромный зал и увидела всего лишь трех-четырех человек, сидящих в дальнем углу за компьютерами и в полной тишине вглядывающихся в мониторы.

Я почти не удивилась, увидев Алину, которая тоже приехала поработать, видимо, в надежде что-то доделать к завтрашнему совещанию. Она с кем-то разговаривала по телефону – непривычно тихо и мягко, одновременно просматривая на мониторе мелькающие картинки. Не успела я решить, что это очередные макеты рекламных щитов или стоек, которые прислали на утверждение вечно опаздывающие рекламные агентства, как неожиданно услышала слова Алины:

– Ой, это же в стиле моего любимого Сальвадорчика... А здесь такие живые и теплые краски! Я тебе говорила, что Ксюшка – настоящий экспрессионист! Только она рисует вымышленный мир, сказочный! Но эти сказки такие настоящие, они намного реальнее многого, что у нас есть в жизни!.. Посмотри, вот избушка или... ничего себе... какой-то зверек на воздушном шарике! – Она рассмеялась, показывая на монитор так, словно ее собеседник был рядом.

Я не верила своим ушам! Из уст Алины сыпались термины и определения, которые мне были абсолютно незнакомы. Я никогда не спрашивала ее, кто она по образованию, но и предположить не могла, что она может быть искусствоведом!

– А как выставка прошла? Слушай, ну только ради нее стоило слетать в Париж... Передавай ей мои поздравления! Я? Да как... Все нормально. – Алина понизила голос и вздохнула. – А? Какой молодой человек? Ну был... в общем, мы расстались. Так что я теперь в поиске! – Она попыталась засмеяться. – Работа? Ну так... Нет, уже в другой. Отношения хорошие. Ну ты же помнишь, я там вообще была девочкой для битья: что ни предложу – все плохо! Нет, здесь не так невыносимо... но все равно... все равно я не хочу больше этим заниматься! – быстро и как-то безнадежно выдохнув, почти прошептала она. – Да не наладится! Не нала...

Я громко зашелестела бумагами.

– Ну ладно, Саш... Хорошо, что позвонил. Целую. И привет Ксюшке!

Несколько секунд мы сидели в неловкой тишине. Алина, конечно, поняла, что я слышала весь разговор. Не отрывая взгляда от монитора, она просто предложила:

– Лен, хочешь посмотреть картинки?

– Конечно, – отозвалась я, обошла стол с другой стороны и наклонилась над ее монитором.

Признаюсь честно, то, что я увидела, было фантастично! Нет, я вовсе не могу сказать, что я большой ценитель живописи или хорошо разбираюсь в ней. Но эти картины были такие живые и непосредственные, что не требовали какого-то специального подхода, угла зрения или восприятия. Художник, без сомнения, был очень талантлив. Если он рисовал грусть, то ему достаточно было обозначить легкими штрихами склоненную голову девушки и волну волос, спадающих с плеча. Если радость, то она расцветала сочными красками и радугой, преображающей все вокруг. На картинах летали, скакали и улыбались какие-то необыкновенные существа и звери, там жили сказочные принцы и принцессы, там спешили прохожие, ветер качал старую калитку сада так, что слышно было как она поскрипывает... Там действительно была настоящая жизнь.

– Да... Супер! – не удержалась я. – Это просто целый мир! Свой мир, в образах и красках! А кто это нарисовал?

– Жена моего брата. Нигде специально не училась, просто рисовала с детства – и вот... Несколько лет назад они уехали жить во Францию. Там она случайно познакомилась с одним пожилым художником. Он посмотрел ее работы и стал с ней заниматься. И недавно у нее прошла своя выставка в Париже! Говорят, что все в отпаде и торопятся взять у нее интервью! – Алина засмеялась.

– Здорово, – улыбнулась я. – Слушай, а ты по образованию искусствовед, да?

– Нет, – тихо ответила она. Подняв на меня глаза, она как-то доверчиво спросила: – А почему ты так подумала?

– Ну не знаю, – растерялась я. – Человек, который знает столько терминов про живопись и может отличить стиль одного художника от другого, для меня по определению попадает в разряд людей, связанных с искусством! Просто я очень далека от этого всего...

– Да? – как-то странно переспросила Алина. – А мне как раз казалось, что ты... ну, очень необычная...

– Спасибо, – не зная как реагировать на это, как-то полуофициально сказала я. – Но рисовать я точно не умею!

– А я рисовала... – глядя в пространство, задумчиво произнесла Алина. – В детстве... В общем, до университета. У меня был учитель, и я занималась в студии...

– А потом? – осторожно спросила я.

– Потом? – вздохнула она. – Потом мама мне сказала: поступи в МГИМО, закончи его и делай, что хочешь.

Она помолчала.

– Вот я поступила, закончила... И ничего не делаю.

Она наклонила голову и замолчала, став похожей на обиженного маленького ребенка. А я стояла совершенно чужая и деловая, застигнутая врасплох неожиданной откровенностью и преображением человека, которого привыкла видеть совсем другим.

А еще я вспоминала, что когда-то мои родители сказали мне похожую фразу...

– Алин, а тебя кто-нибудь поддерживал твоем желании рисовать?

– Папа. Когда я начала рисовать, он подарил мне мольберт. Сейчас он уже очень пожилой...

– Мольберт? – глупо спросила я.

– Папа, – грустно ответила Алина. – И он болеет... Хотя и мольберт тоже. Я давно не рисовала на нем. Он стоит вполоборота у окна... Деревянная опора уже местами рассохлась и потрескалась от времени. Но я каждый раз забираю его с собой на новую съемную квартиру и точно так же ставлю у окна. Каждый день прихожу домой и...

Я смотрела на нее огромными глазами. Мне очень хотелось после каждого ее слова повторять: «И я...» Но я не могла ничего сказать, что-то мешало. Не знаю, может быть, офисная обстановка, а может, слишком сильные чувства...

– И ты ничего не можешь нарисовать... – закончила я за нее.

Она кивнула.

– Чтобы что-то нарисовать, нужно это прожить. Хотя бы в своем воображении. А так получается, что я проживаю совсем другую жизнь, чужую, после которой ничего не останется – ни на мольберте, ни в душе. При этом понимаю, что долго я так не смогу и нужно что-то делать. И это «что-то» должно быть более настоящим, чем... – Она непроизвольно бросила взгляд на привезенные из агентства макеты, потом перевела его на мои графики, и я понимающе улыбнулась. – ...чем логин в компьютере, – дипломатично закончила она.

– Папа мне сказал однажды, – вдруг призналась Алина, – что подарит мне новый мольберт, если я нарисую картину, которая ему понравится. Но что я могу ему показать?

– Знаешь, мне кажется, тебе нужно просто принять какое-то решение. – уверенно сказала я. – И потом, наверное, уже сама жизнь подскажет выход из этой ситуации.

– Я уже приняла! – поспешно ответила Алина. – Я решила, что...

В этот момент к столу Алины подошел Денис, руководитель отдела торгового маркетинга. Мы с Денисом никогда не могли поддерживать разговор больше пятнадцати секунд, хотя всегда были вежливы друг с другом. Я бы даже сказала, слишком вежливы.

Он наклонился к ней так, что его голова скрылась за перегородкой, и тихо спросил:

– Я могу с тобой поговорить по поводу Виктории?

– Ну да... А что случилось? – чуть напряженно отозвалась Алина.

– Понимаешь, к концу подходит ее испытательный срок и... конечно, она моя подчиненная, и окончательное решение, прошла она его или нет, принимать буду я, но... ты же знаешь, что по корпоративным правилам ее должны оценить трое человек. Я в курсе, что ты ее привлекала к своим проектам тоже...

– Да, – резко перебила Алина, – она, конечно, звезд с неба не хватает, но все время предлагает свою помощь, и...

– Она справляется? – быстро отреагировал Денис.

– Не всегда. Но всему можно научиться, и я думаю...

– Не справляется, – медленно и четко повторил Денис. – Я просто хочу, чтобы ты, когда тебя попросят написать о ней несколько предложений, не забыла об этом.

– Ты хочешь сказать... – Алина замялась.

– Я хочу сказать, что в отношении Вики краски сгущаются. Это не только мое мнение о ней, это еще и мнение руководства...

Он был безупречен. Бархатный голос. Бархатный пиджак. Светлые волосы, аккуратными локонами лежащие вокруг головы. Он стопроцентно соответствовал своей роли в компании.

Денис выпрямился, собираясь уходить.

– Я могу быть уверенным в отношении твоей оценки ее работы?

Алина подняла на него глаза. Мне показалось, в них было отчаяние.

Раздался телефонный звонок. Это был Андрей, который интересовался, как продвигается наша презентация. Минут пятнадцать мы обсуждали с ним нюансы представления прогнозируемых объемов спроса и оценки коммерческих показателей на будущий год. Пока мы с ним разговаривали, Алине кто-то позвонил на мобильный, и она очень быстро собралась, сложив какие-то буклеты в сумку и прихватив ноутбук. Видимо, поехала еще на одну деловую встречу. У выхода она обернулась и, кивнув мне как обычно, сказала тихо: «Пока, Ленок!»

В тот вечер я очень долго сидела над презентацией. Мне никак не удавалось сосредоточиться на ней. Я все время мысленно возвращалась к разговору с Алиной, и меня охватывало чувство, что он был неслучаен.

Алине я невольно сказала то, что давно не решалась сказать самой себе.

«Надо просто принять решение...» Принять решение... Но какое? Если бы только знать! Если бы только кто-нибудь его подсказал! Или просто все само собой случилось бы...

Мне казалось, что, если я не приму этого решения сейчас, потом уже будет поздно.

«Сейчас. Сейчас... Сейчас!» – пульсировало в висках. От напряжения у меня, кажется, даже поднялась температура.

Я выключила компьютер и вызвала такси.

***

Мне показалось, что с того дня прошло несколько месяцев, хотя на самом деле после описанных событий прошло всего несколько недель. Однажды вечером, возвращаясь с другом из французского кафе на Тверской-Ямской, я вдруг захотела пройтись к перекрестку улиц Гашека и 2-ой Брестской и вспомнить маршрут, по которому часто ходила на работу еще не так давно.

Было начало одиннадцатого, но на третьем этаже бизнес-центра все еще горели окна. Кто-то то и дело спешил домой, выходя на улицу через единственную открытую в это время боковую дверь. Ноябрьский холод уже успел рассказать о приближении зимы и сковал еще не покрытый снегом асфальт мерзлой изморозью. На этом перекрестке, сколько помню, всегда дул непонятно откуда берущийся ветер – пронизывающий и проникающий во все щели не до конца запахнутого пальто.

Сейчас мне почему-то казалось странным вспоминать, что еще недавно я поднималась по этим гранитным ступеням, проходила по серому ковролину, на котором было вышито название бизнес-центра, поднималась на лифте на третий этаж... Здоровалась, садилась за компьютер, делала отчет, ходила на ланч в соседнее кафе, сидела на совещаниях, предлагала идеи, обсуждала с коллегами предстоящий отпуск и проведенные выходные, смеялась и расстраивалась... Но мне правда кажется, что это был какой-то сон. Я уже сама не верю, что когда-то могла так жить.

И единственное, что было в нем настоящего, это живые – то смеющиеся, то тревожные – глаза девушки над перегородкой из кремовых жалюзи. Жалко, что мы так и не успели подружиться...

...Что было со мной после того разговора с Алиной, возможно, заслуживает отдельного рассказа в приключенческо-фантастическом ключе. А может, и нет. Ведь это всего-навсего мой личный опыт и наверняка случайное совпадение. Меня просто поразило как часто «сон» от «яви» отделяет один шаг – одно решение, которое нужно принять. И как незаметны, как будничны бывают в жизни эти моменты...

...На противоположной стороне улицы неожиданно громко хлопнула дверь. Из нее вышла маленькая женская фигурка и, наклонившись в сторону от тяжести какого-то большого и несоразмерного груза, решительно пошла к стоянке машин.

Маленькие кожаные сапожки на высоком каблуке. Длинная юбка. Короткая куртка с меховым воротником. А на правом плече – блестящий своей гладкостью и новизной – большой деревянный мольберт.