Открываю глаза.

Октябрьское утро. Больное, серо-свинцовое, тоскливое осеннее утро. Больное, потому что чувствую, что заболел, - это особенное ощущение недомогания со стынущими конечностями, жжением в глазах и холодным комком в носоглотке ни с чем не спутаешь. Серо-свинцовое, потому что утро и в самом деле серо-свинцовое: тучи беспросветны. Тоскливое, потому что предстоит целый день постылой работы, на которую придется ехать общественным транспортом, - это для меня, заядлого автоводителя, уже становится невыносимым. (Кстати, надо позвонить на этот хренов сервис и спросить, когда же они наконец дочинят мою машину...) Было бы сейчас теплое лето, я бы еще с удовольствием прогулялся до метро... Правда, это чертово душное метро... В метро почему-то душно в любое время года - хоть на улице плюс тридцать, хоть минус. И в холодную погоду эта духота особенно противна: взмокать в вагоне "подземки" под плащом, пальто или шубой - в этом есть какой-то специфический банный мазохизм... После того как на улице мерзнешь и продуваешься пронизывающим ветром да еще, бывает, одновременно промокаешь насквозь под ледяным дождем вперемешку со снегом и месишь окоченевшими ногами слякоть, - после всей этой мерзости метро встречает тебя своеобразным микроклиматом, от которого сразу бросает в испарину, и ты исходишь влажным телесным жаром и взмокаешь изнутри наружу, будучи уже промокшим снаружи внутрь...

От этой явственной, во всех красках и ощущениях, знобливой картины, всплывающей в моей памяти, меня всего передергивает от левого плеча до правой пятки.

Так, спокойно. Не раздражаться. А то всем, кто на свою беду со мной сегодня пообщается, придется несладко. Главное - контролировать себя и не распаляться по пустякам... Сейчас выползу из-под одеяла и спокойненько, бодрячком... Блин, ну почему эти батареи чуть живые?! Все окна и двери закрыты, а холодина как в морге! Бегом в ванную, там должно быть теплее и надо бы умыться... Так, а где вторая тапочка? Ага, под кроватью, разумеется... И рукой не достать. Попробую-ка зацепить другой тапочкой... После кряхтенья, сопения, чихания от пыли и ругательств шепотом ругаюсь уже во весь голос, с ненавистью взирая на обе тапочки, которые теперь покоятся под кроватью вне досягаемости. Бреду в ванную босиком по холодному линолеуму.

Лицо в зеркале. Всматриваюсь. Нет, это не лицо. Это физиономия с набором разрозненных черт, каждая из которых бросается в глаза своим недовольством окружающей действительностью. На лбу хмурая вертикальная складка. Брови сердито сдвинуты к переносице. Покрасневшие глаза недобро прищурены. Нос нервно подергивается. Губы брюзгливо выпячены, да и рот скривился в злобной и одновременно скорбной ухмылке. Даже левое ухо от болезненных сглатываний вздрагивает как-то недовольно...

Нет, так не пойдет. Надо мужественно перебороть недомогание и помочь организму настроиться на выздоровление. Может, и обойдется... Бывают же чудеса самовнушения и аутотренинга!

- Ты совершенно здоров, - громко говорю я своему отражению в зеркале.

Отражение скептически усмехается.

- Недомогание не означает болезнь, - наставительно добавляю я.

Отражение сварливо морщится.

- Сейчас умоюсь, позавтракаю и взбодрюсь, - упрямо произношу я.

Отражение судорожно зевает.

- Надо же на работу идти, - теряя уверенность, бормочу я.

Отражение фыркает и тут же заходится в чихе и кашле.

- Пожалуй, сегодня все-таки стоит отлежаться, - отдышавшись, сиплю я.

Отражение одобрительно кивает и чихает еще раз.

...Звоню на работу, и мой коллега молча слушает мой умирающий голос. Он не злится и не ворчит. Возникает подозрение, что не я один угнетен сегодняшним октябрьским утром и он тоже не прочь отлежаться где-нибудь подальше от офиса. "Ну, лечись типа и все такое, - получаю я напутствие. - Пользуйся нашей добротой... Только учти, ждем тебя на работе через два дня, понял?" Завидует, гад...

Я вяло прикидываю план лечения.

1. Выпить какое-нибудь лекарство.

2. Выспаться.

В домашней аптечке обнаруживаю пеструю груду упаковок с совершенно незнакомыми названиями. Елки-палки, когда я успел все это накупить? Ворошу все это скопище "трататазинов" и "трампампамов", гадая, для лечения каких болезней они предназначены. Нет, совершенно не помню. А что я, собственно, пытаюсь здесь найти? Мне бы сейчас антидепрессанты какие-нибудь, что ли... Но довольствуюсь ацетилсалициловой кислотой, которая, как я узнал совсем недавно, есть то же самое, что и аспирин, только советский. Ничего, что обертка уже желтая... И таблетки крошатся от одного прикосновения... И срок годности превратился в мутное чернильное пятно... Н-да, так и отравиться недолго. В протоколе так и запишут: "Суицид с применением медикаментов. Судя по состоянию упаковки использованного препарата, потерпевший целенаправленно готовился к самоубийству в течение последних пяти лет...".

Я вздыхаю. Может быть, позвонить Ей?

Я представляю, как это будет. Варианты сценариев, возникающих в моем воображении, восторга у меня не вызывают. Вариант А (жалостливый): хныкающий мальчик жалуется мамочке на першение в горле. Вариант Б (мужественный): сумрачный герой стоически переносит плохо скрываемые страдания. Вариант В (брюзгливый): проникнувшийся жалостью к самому себе эгоист вымещает на женщине все свое накопившееся раздражение. Вариант Г (легкомысленный): храбрящийся весельчак подозрительно бодро рассуждает о безвредности легкого недомогания...

К гадалке не ходи: что бы я ни выдумал, Она задвинет все дела и примчится немедленно, причем вся на нервах. Вместе с ней здесь немедленно воцарятся деловая лечебная суета, строгий режим, причудливо сочетающийся с сюсюканьем и тревожной заботливостью. Не то чтобы меня пугает такая перспектива, в ней даже наблюдаются приятные и комфортные стороны... Но мы поступим благородно и не будем никого напрягать.

Я гордо встряхиваю головой и постанываю от накатившей головной боли. В глубине души я знаю, отчего на самом деле у меня такое упорное желание поступить благородно. Две честные причины: 1) стыдно предстать перед Ней в столь жалком виде; 2) лечение по Ее правилам будет означать, что поболеть в свое удовольствие не удастся: к компьютеру не подпустит, отберет пульт ДУ от телевизора, начнет строго по часам пичкать пилюлями и мерить температуру, не дай бог, еще клизму поставит... (Меня снова передергивает.) Нет, уж выберем вариант Д (гордый): благородный дон отрицает любое проявление слабости! Учитывая Ее проницательность, звонить не буду, чтобы не нарываться на разоблачение...

Уныло покопавшись в аптечке и не найдя ничего подходящего, я решаю сразу перейти к пункту 2 своего лечебного плана и, слегка дрожа от озноба, ложусь в постель. Надо просто потеплее запаковаться в одеяло...

Я засыпаю. Проваливаясь в ватный и тяжелый сон, я успеваю подумать о том, что у меня наверняка уже начинается жар и скоро я проснусь от высокой температуры; о том, что все равно придется кого-то просить привезти лекарства; о том, что на самом деле очень хочется увидеть Ее прямо сейчас, попросить приехать и насладиться Ее заботой... Но благородные доны не признаются в своей слабости...

(А что сказала Она?)