Достав коляску из багажника, я разложил ее и подкатил к правой передней двери машины. Дядя Шура уже ждал, открыв дверь. Я принялся было помогать ему, но он отстранил меня резким движением руки и задумчиво уставился на коляску.

- Ну, чего ждем? - нетерпеливо осведомился я.

Дядя Шура перевел свой задумчивый взгляд на меня.

- Скажи, племяшка, я тебя раздражаю? - вдруг спросил он.

- Нет, конечно, - быстро отозвался я. - С чего ты взял?

- Пожалуй, раздражаю, - решил он. - Достал я тебя своими замечаниями. Наверное, не очень любишь меня возить?

- Я люблю водить машину, - осторожно ответил я.

- Так и знал, - горько произнес дядя Шура. - Сколько раз говорил себе - молчи, раз везут пассажиром! Ан нет - лезу с советами...

- Оно и понятно, - постарался я его успокоить. - Ты же бывший крутой водила, лимузины представительского класса, кортежи, проблесковые маячки и все такое... Какой же из тебя пассажир?

- Какой же из меня крутой водила теперь? - печально возразил дядя Шура и позволил мне, наконец, перетащить его в инвалидную коляску.

Я взял с заднего сиденья букет желтых тюльпанов, положил цветы дяде на колени и не спеша покатил коляску по аллее, на которую уже обильно осыпались с сыреющих деревьев красно-желтые листья.

- Ты уж не держи на меня зла, - забормотал дядя. - Я бы и сам на твоем месте бесился...

- Да не бешусь я...

- А я бы бесился... В конце концов, я не инструктор, а ты не ученик...

- Дядь Шур, хватит! А то и вправду взбесишь... - Я помолчал. - Советы у тебя, дядь Шур, какие-то однообразные, - заметил я. - Сбавь скорость да сбавь скорость... Как будто не лимузин с «мигалкой» водил, а дорожный каток.

Дядя Шура бросил на меня короткий взгляд через плечо.

- Это очень полезный совет, - внушительно сказал он. - Меньше скорость - больше времени.

- Времени на что?

- На принятие правильного решения, - объяснил дядя.

- У меня хорошая реакция, - обиделся я.

- Хорошая, не хорошая... - проворчал дядя Шура. - А вот когда на скорости сто сорок ка-мэ-че вдруг перед тобой вылетает...

Далее мне пришлось выслушать утомительный монолог о разнообразии дорожных инцидентов, случающихся с теми, кто опрометчиво считает свою реакцию хорошей. Пока дядя Шура вещал, мы успели миновать всю аллею, шеренгу торговцев цветами и ворота. Далее путь разветвлялся.

- Куда дальше? - спросил я, воспользовавшись секундной паузой в дядиной речи.

- Прямо пока, - буркнул он.

Дядя притих, нахохлился и не смотрел по сторонам. А я с каким-то болезненным любопытством озирался, разглядывая могильные камни, кресты и надгробия. Фотографии, имена, даты... Кладбище. Каталог регистрации ушедших в мир иной.

- Направо, - скомандовал дядя.

На этой боковой аллее почти никого не было.

- Останови-ка, - сказал вдруг дядя.

Я остановил и заметил, что он внимательно смотрит вправо - прямо на какую-то могилу. Я пригляделся к надписи на надгробном камне.

- Смотри-ка, мальчику всего десять лет было... - прокомментировал я.

Из-за камня неожиданно послышалось какое-то шуршание, и я невольно вздрогнул, увидев выпрямившуюся фигуру. Но это оказалась всего лишь пожилая женщина в наглухо застегнутом бежевом пальто и в туго повязанной на голове черной косынке. Из-под косынки выбивались пряди каштановых с проседью волос. В руке женщина держала совок.

- Что? - спросила она, видимо, услышав, но не расслышав меня.

- Э-э... ничего, простите, - стушевался я.

- Он сказал, что мальчику всего десять лет было, - подал голос дядя Шура, и мне захотелось дать ему подзатыльник.

- Да, - только и сказала в ответ женщина.

Я попытался избежать неловкой ситуации, но дядя, схватившись рукой за обод колеса, не позволил мне сдвинуть коляску с места.

- Сын? - продолжил он общение с непонятным бестактным упорством.

- Сын, - спокойно ответила женщина, повертела в руках совок и пояснила: - Вот могилку прибираю...

- Это правильно, - одобрил дядя. - По пути столько запущенных видел...

- Память коротка, - изрекла женщина. - Вы-то сами тоже кого навещаете?

Дядя почему-то медлил с ответом, и пришлось мне за него отвечать:

- Да, навещаем... Дядин друг здесь похоронен... Годовщина...

Женщина наклонилась, воткнула совок в землю, обошла камень и встала между нами и могилой. Провела рукой по выбитой на камне надписи.

- У меня тоже... годовщина, - негромко проговорила она, не оборачиваясь. - Девятая уже.

- М-да, - со вздохом протянул я, имея в виду сочувствие и соболезнование. Мне очень хотелось уйти отсюда. И от этой женщины, и вообще с этого кладбища. Чего это дяде взбрело в голову навещать могилу какого-то друга? В прошлом году он и не вспоминал... И в позапрошлом тоже.

- О-хо-хо, горе-то какое, - сказал дядя.

- Вот ведь как в жизни бывает, - заговорила женщина, повернувшись к нам. - Никому не пожелаешь ребенка своего пережить... Думала, руки на себя наложу, да Бога побоялась... Как вспомню тот ужас...

Я боялся, что она заплачет. Но голос ее был каким-то бесцветным и вялым. Словно бессчетное количество раз рассказывала одно и то же, и вот снова ее вынуждают повторяться. Устала...

Мне все сильнее хотелось уйти. Но дядя продолжал расспросы.

- Как это случилось? - поинтересовался он, чем вызвал у меня новый острый приступ неловкости за это его несуразное любопытство.

- Машина сбила, - отозвалась женщина. - На проспекте. Перебегал дорогу в неположенном месте. - Она вдруг как-то осела на приступок у камня. - Хотя что это я говорю?.. Мы с ним вместе перебегали... Меня тоже та машина сбила... Только вот я жива осталась, а он нет. Погиб на месте. А я полтора года по больницам...

Слова из ее уст ронялись глухо, но ровно и спокойно. Девять лет прошло. Уже нет надрыва, нет крика... Осталась тоска и пустота. Тоскливая пустота. Пустая тоска. Да могилку надо прибирать...

- А что стало с водителем той машины? - поинтересовался дядя.

- А что с ним станется? - пожала плечами женщина. - Осудили. На семь лет, кажется. Поди, из тюрьмы вышел уже. Меня-то на суде не было. Переломанная вся была... Да и не в себе.

Я обреченно думал, что эта беседа, страшная своим спокойным и даже обыденным течением, никогда не кончится. Но спустя пару минут мы все-таки сумели распрощаться с этой матерью, потерявшей сына.

- Зачем ты приставал к ней с вопросами? - шипел я, пока мы направлялись дальше по аллее. - У женщины горе, а ты подробностями интересуешься... Небось не журналист...

- Надо было тюльпаны ей отдать, - пробормотал дядя, вертя в руках букет.

- Нужны ей твои тюльпаны, - проворчал я. - А другу своему что на могилку положишь?

- Нет у меня тут никакого друга, - сообщил мне дядя.

- В смысле?

- В смысле - наврал я.

- Зачем? - растерялся я, тормозя коляску.

Дядя обернулся ко мне и то ли улыбнулся, то ли оскалился.

- Ты в курсе, племяшка, что я три года назад «откинулся»?

- Чего?

- «Чего»! Это значит - освободился из заключения...

- Из какого еще заключения? Ты ж парализованный!

Дядя усмехнулся.

- Потому и вышел на год и два месяца раньше срока...

Я медленно осознавал.

- Погоди, погоди... Так это, что ли...

- Ну, давай соображай!

- Ты сидел?

- Ну!

- За то, что сбил эту женщину с ребенком?

Дядя вздохнул.

- Давай-ка назад к машине... Только другой дорогой.

Обратно мы двигались молча.

- Давно собирался сюда, - проговорил дядя наконец. - Еле выведал, где мальчика похоронили. Потом не решался... Потом все-таки решил навестить в эту годовщину.

- Она сюда, наверное, каждую годовщину приходит могилку прибирать... Или даже чаще. Не боялся ее встретить?

- А может, специально нарывался? - предположил дядя. - Хотя чего бояться? Очных ставок нам с ней никогда не делали. Да и что она могла вспомнить? Когда я выскочил к ним из машины, мальчик уже был насмерть, аж кровь из глаз, а она без сознания... Не могла она меня узнать.

- Зачем же ты ее вопросами мучил?

- Не знаю... - Дядя помолчал. - Как нарыв вскрывал... Больно, но легче. А может, думал - сейчас догадается да совок метнет...

- Дурак ты, дядя! - вырвалось у меня.

Он не ответил.

- Неужели надеялся, что простит? - осенило меня.

- Не ей меня прощать, - отрезал дядя. - Бог видит, что заплатил я за это и буду еще платить... - Он погладил плед, укрывавший его безжизненные ноги. - Зона, знаешь ли, тот еще кружок ада! Ноги отняла, сволочь...

Он молчал и мрачно смотрел перед собой, когда я перекладывал его из коляски на переднее сиденье автомобиля.

- Ты все-таки не гони, племяшка, - попросил он, когда я выруливал на трассу. - Они, конечно, тогда в неположенном месте выбегали, но и я гнал под сто двадцать... И у мальчика шансов не было, и я под статью попал...

Это дядя, конечно, эффектно сказал. Но времени терять не хотелось, а левая полоса была свободная, так что... Прости, дядя, но мне не до исторических параллелей.

До дома домчались за десять минут.