Знаешь, иногда я думаю, что лучше бы его и не было,
и тут же понимаю, что лучше его и нет...

Ладно, Шен, давай по последней порции... Только мне без взбитых сливок! Слушай дальше.

...Ну вот, сижу я такая, сосредоточенно прокрашиваю правый глаз новой тушью от Chanel (ну, этой – с силиконовой кисточкой, ресницы аж до бровей!). Мы ведь только что с ним собирались в кино. Знать бы заранее, что через полчаса превращусь в рыдающую панду, точно обошлась бы без Chanel...

Что произошло? А то, что я за своими приготовлениями вдруг слышу, как мой любимый весело хохочет с кем-то по телефону и рассказывает о наших с ним планах... ну, что в кино идем и все такое, представляешь, о наших планах, да еще та-а-аким сладким голосом... А на том конце провода так же радостно голос женский булькает. Ну не знаю, может, и деловой разговор, ну и говорил бы тогда про дела, а не про кино! И не кокетничал бы! (Ну ты что, когда это я его разговоры подслушивала, больно надо! А потом – и так все слышно было.)

Знаешь, он всегда ненавидел, когда его ревнуют, его это просто «вымораживало». (Ну откуда я знаю, почему? Может, что-то из прошлой жизни. Может, его в клетке держали: шаг вправо, шаг влево – расстрел на месте... Была же у него до меня жизнь. Не перебивай.) Ну, короче, приступаю я к своему левому глазу и думаю: а вот интересно, с кем это он так кокетничает? И чего-то вздумалось мне (будь что будет!) устроить ему такую легонькую сценку ревности по поводу приступа его телефонного веселья. Может, это его как-то растормошит... Пресновато живем. На более длинную сцену времени не было, мы и так уже прилично опаздывали. Если бы я знала, что за моим выступлением последует, точно бы рта не раскрыла в ближайшие полчаса. (На более длительный срок мне еще никогда не удавалось замолчать, потому что я очень любила с ним разговаривать. Еще я люблю, когда я дома не одна, люблю когда гости приходят, ванильное мороженое с шоколадной крошкой, ириски «Меллер» и молочный шоколад с изюмом в большой плитке, ну это ты знаешь. Моей мечтой в детстве было, чтобы у меня была такая бесконечная шоколадка, от которой все время откусываешь, откусываешь, а она не кончается... Ладно-ладно, не буду отвлекаться!)

Так вот, после моей фразы «Ну и кто она?» (знаешь, я еще такое лицо сделала серьезное, какого давно не делала) мой любимый садится на диван и таким чужим голосом говорит: «Ну вот что, Конфеткина, я с тобой хоть и живу, но это не моя жизнь, она какая-то некомфортная, не счастливая и не радостная. А ты, Конфеткина, самая обыкновенная оказалась, не загадочная, все бы тебе гнезда вить! А у меня мечты есть, планы, влюбиться я хочу, как в юности! И еще, – говорит, – из твоего гнезда мои мечты недостижимы. Никогда».

Так жалко его стало... Ну ты знаешь, как на меня слово «никогда» действует – сразу плакать хочется... Вот тут-то Chanel мою вмиг и смыло. В общем, вместо легкой сценки ревности с последующими примирительными «обнимашками» я нарвалась на монолог в стиле «давно, усталый раб, замыслил я побег». Я что-то читала про это, называется кризис чего-то там... а, «кризис ушедшего возраста»! Я так понимаю, что мой любимый решил действовать и с этим самым кризисом бороться. А поскольку действовал он всегда правильно, обдуманно и рационально, то и начал с той проблемы, которая ближе всех на поверхности. На поверхности, как ты понимаешь, в тот момент оказалась я, так неудачно дебютировавшая в роли ревнивой подруги, не к месту накрашенная (к тому же в лиловом свитере от Pringle – я его в одном заграничном магазинчике купила... Ну, помнишь, я рассказывала тебе, как он еще стоял там на улице сердитый, ждал меня, ни разу ни в один магазин так и не зашел! Зря я его купила, этот свитерок, лучше бы с ним рядышком постояла. К тому же цвет неудачный: всем давно известно, что лиловый – цвет одиночества. Я выкинула его потом – не люблю несчастливых вещей в доме.)

Вообще, если бы заранее знать, сколько часов, дней или месяцев осталось жить любви, можно было бы вести себя как-то иначе... Более прочувствованно – не шмотки и подарки к Новому году покупать, а может, стихи читать, красивую музыку слушать или еще что... Как бы себя люди вели, если бы знали, что завтра им суждено быть вместе последний день!

Знаешь, он был готов к этому разговору – так все складно и правильно объяснил. Нет, я бы точно так не смогла: во-первых, я так складно говорить не могу, во-вторых, считаю, что выходные ничего не должно омрачать, их и так мало. А мы вроде в кино собирались. Ну, а самый главный довод, почему не смогла бы – потому что скоро должен был быть Новый год. Перед Новым годом все люди чудесных сказок ждут, а не наоборот. Потому что отними у людей сказку – и что у них останется, а? Как им тогда вообще жить? Вот и я о том же. Нет, я, наверное, выбрала бы другой день. Если бы вообще решилась.

Но, с другой стороны, для таких разговоров не придумали еще специальных дней. А, кстати, зря. Вот, например, есть же День Всех Влюбленных. А я бы придумала еще День Всех Разлюбивших. Я даже представила, как это будет.

Выбирается любой день, лучше осенью. Бывшие возлюбленные встречаются в маленьких уютных кафе, украшенных сердечками там всякими... или нет, лучше разорванными сердечками. Их можно и продавать в виде пирожных или тортиков, как будто бы надкусанных. Выпуск «сувенирки» можно наладить – маечки, брелочки, стилизованные разбитые кружки... Открытки опять же. (Типа: «Лучшие пять лет», «Благодарю за сказочные минуты» или «За семь часов счастья спасибо тебе»... Это песня такая, что ли? А, ну ладно, песни тоже подойдут!) Садятся все разлюбившие за столики, разговаривают друг с другом при свечах, говорят друг другу самые хорошие и теплые слова, а потом в определенный час, ну как на Новый год, одновременно выходят на улицу и отпускают в небо воздушные шарики – символ, так сказать, ушедшей любви. И пусть будет такая примета: если шарики одновременно взлетели, ура, все – нет никаких страданий, слез и проблем, все разлюбили друг друга одновременно. Понимаешь, о чем я? Неразделенной, несчастной любви приходит конец! Все. Не будет ее просто больше! Правда, здорово? И вот любовь в виде воздушных шариков (ну ладно, Шен, не остри, пусть и голубые, и розовые будут) красиво улетает в небо, к другим людям, которые эти шарики найдут, – и к ним придет любовь. А бывшие возлюбленные вежливо прощаются, «определяют орбиты, на которых они теперь будут существовать, и форматы их общения» (это не мои слова, я бы до такого не додумалась, это мне кто-то сказал) и идут себе дальше по своим делам. Они больше не влюбленные, но они все равно остались в жизни друг друга приятными воспоминаниями – как знать, может быть, даже единственно приятными. Все. Звучит красивая мелодия. Какая? Не знаю. У каждого она своя, мне кажется, здесь бы Демис Руссос подошел: Goodbye My Love, Goodbye...

Что было потом? А потом мы все-таки поехали в кино, а после кино вернулись ко мне домой, и он попросил чаю с блинчиками, как обычно. Ну, а что тут такого? Развод разводом, а чай по расписанию. Хотя и обидно. Мог бы для приличия погрустить, а потом уже блины есть. Что было потом, тебе знать ни к чему, это слишком личное. Под утро я отправила его домой, чтобы не глядел несчастными глазами на то, что осталось от разлюбленной женщины. Порвала с десятка три фотографий, где он так белозубо и счастливо улыбается. (Знаешь, мне всегда нравилось, как он смеется. Так детки смеются.) Потом выпила удивительный коктейль из смеси замечательных разноцветных таблеток и остатков красного вина. И, стоя под ледяным душем, вдруг задумалась: как, когда это случилось с тобой, Конфеткина? Почему так незаметно и случайно ты стала женщиной, «которая любит слишком сильно»? Почему ты позволяла себе расшибаться для него в лепешку, а у него не было времени просто лишний раз позвонить тебе? Что, бывает такая работа, с которой почти никогда на секундочку нельзя позвонить, чтобы пожелать удачного дня? Что за детские карамельно-приторные эсэмэски ты отправляла во время его важных переговоров? И что это за глупую мысль ты вбила себе в голову, что одной сильной любви хватает на двоих? Не хватает. Ведь тебе и так терпеливо и деликатно давали понять, что ты не особо важный человек в его жизни. Почему ты наивно надеялась, что достаточно потерпеть еще немножечко – и все наладится? Что за глупые мысли о том, что ему в глаз нечаянно попал кусочек кривого зеркала? Он же не мальчик Кай, а ты не Герда. Ну, разлюбил человек, бывает, ну отпустила бы его сразу, ведь ты уже это чувствовала, чего боялась-то? Его обидеть? Или одной остаться? А разве с ним ты не была одна? Почему ты слушала про гнездо и его дискомфорт, да еще и в кино поехала – вместо того чтобы молча распахнуть дверь: «Лети, мой голубь!»? И уж самой роковой твоей ошибкой было показывать ему, как сильно ты любишь его. Слишком много себя ты ему навязала. А это слишком приторно и к тому же обязывает.

Ну что же, теперь тебя у него не будет. Теперь ему станет полегче, а с устранением тебя, глядишь, и остальные его проблемы решатся. Хорошо бы. Он и правда выглядел сильно уставшим. Довела ты его, Конфеткина, своей любовью!

С детства обожаю сказки. Стою себе под душем и думаю: а ведь как много их придумано именно о жертвенной любви! Та же Золушка, чтобы не выгнала злая мачеха ее отца из дома, хотела отказаться от счастья с любимым. (Спасибо, Фея подоспела вовремя.) Или почему надо было обязательно мерзкую жабу поцеловать, чтобы он в Принца превратился? Фу... Или Красавица с Чудовищем. Страшный он, несчастный, а вдруг Красавица своей любовью к его внутреннему миру сделает его счастливым? Что, нас мамы с детства, что ли, программируют на эту жертвенную любовь? Да еще в школе с портрета граф Толстой им поддакивает: «Русская женщина не любит – она жалеет». Ну вот и вырастают среди нас такие вот отдельные дурехи-жалельщицы, которые уверены, что, пожалев, полюбив и растворившись в мужчине, спасут его от хандры, тоски, простуд и прочих невзгод. Вот и поделом тебе, Конфеткина, дорогая, реви теперь, страдай от одной простой мысли, что увязла в бесперспективных отношениях, принесла слишком много жертв, которые только может принести любящая жалельщица, и упустила, быть может, свой единственный шанс стать любимой и счастливой с другим человеком. С сильным мужчиной, которому, как раз наоборот, хотелось бы любить и беречь от всех невзгод тебя, Конфеткину. Потому что он уже пережил свои кризисы, ему надоели его метания, страдания и захотелось тепла, ласки, заботы. И он очень хотел бы, чтобы ты жила в его гнезде, которое он будет заботливо строить для вас двоих. И чтобы утром, сладко потягиваясь, ты рассказывала ему свои сны и сказки. Потому что ему всегда хотелось вернуться в тепло, где его ждут и очень любят, прижаться к родному человеку, просто молча постоять, обнявшись, а усталость, раздражение и кризисы останутся там за порогом...

Ну ладно, Шен, чего ты, чего? Дальше все хорошо уже было. Из душа я вылезла, синяя, простуженная, но сильно поумневшая. Во-первых, вспомнила, что я у себя одна. Со следующего утра начинаю выкристаллизоваться из ушедшего в туман любимого, чтобы в скором времени засиять новыми гранями. Знаешь, я чувствую, что где-то рядом меня ждет моя волшебная сказка. А еще меня ждут мои дорогие друзья, которых я совсем забросила, пока растворялась и гнезда вила. Они меня еще помнят и ждут. Я вернусь к ним – к своим веселым и взрослым друзьям, к задушевным разговорам у камина, к рассуждениям умных людей, которые много чего пережили и повидали. Их кризисы уже позади. А теперь они просто живут и любят жизнь, любят своих жен и детишек, встречаются гнездами и кланами, иногда тоже ссорятся, но все равно знают уже наверняка, что вместе им лучше, чем врозь...

А что касается «Красавицы и Чудовища»... Может, эта сказка вовсе и не о жертвенной любви? Красавица-то приняла Чудовище таким, каким он был, и только потом отдала должное его высоким душевным качествам. Она не говорила: «Я его пожалею, полюблю, и тогда он перестанет быть бедненьким Чудовищем». Жила себе своей жизнью, гуляла в волшебном саду, с чашками танцевала, с блюдцами и другими неодушевленными предметами... В общем, не сильно-то старалась это Чудовище жалеть. Это он за ней ухаживал и делал ее жизнь комфортной. Поэтому-то и оказался свободен сделать выбор в пользу своего лучшего «я» и стал для нее сказочным принцем. Может, это сказка и про мою ушедшую любовь? Надо было бы ему эту сказку рассказать и ни в коем случае не влюбляться так сильно. Не успела...

Ладно, пошли, меня ждут. Кто ждет? Расскажу в следующий раз. Пока боюсь сглазить. Может, он и не из моей сказки...